Рильке Р. - Стихи - (исп.: Иннокентий Смоктуновский), (Зап.: 1991г.)
Запись с грампластинки Всесоюзной студии звукозаписи «Мелодия» - Райнер Мария Рильке в серии «Шедевры мировой поэзии» (Новые стихотворения. Сонеты к Орфею. Поздняя лирика) в исполнении советского актёра театра и кино Иннокентия Смоктуновского (1925-1994).
- из сборника «Новые стихотворения»
- (1) - Пантера - Перевод Т. Сильман и В. Адмони.
- (2) - Лебедь - Перевод А.Карельского.
- (3) - Голубая гортензия - Перевод А.Биска.
- (4) - Карусель - Перевод В. Леванского.
- (5) - Испанская танцовщица - Перевод К. Богатырёва.
- (6) - Архаический торс Аполлона - Перевод И. Беланина.
- (7) - Смерть возлюбленной - Перевод А. Биска.
- (8) - Ночная езда в Санкт- Петербурге - Перевод В. Летучего.
- (9) - Смерть поэта - Перевод К. Богатырёва.
- (10) - Познание смерти - Перевод К. Богатырёва.
- (11) - Иеремия - Перевод Т. Сильман.
- (12) - Гефсиманский сад - Перевод А. Карельского.
- (13) - Слепнущая - Перевод И. Белавина.
- (14) - Безумные в саду - Перевод Ю. Нейман.
- из стихотворений 1913-1915 гг. не вошедших в сборники
- (15) - В горькой глубине моих ладоней... - Перевод М.Рудницкого.
- (16) - Любой предмет взывает... - Перевод Г. Ратгауза.
- из цикла «Сонеты к Орфею» Часть первая
- (17) - «О, дерево ! Восстань до поднебесья !...» - Перевод Г. Ратгауза.
- (18) - «Не воздвигай надгробья...» - Перевод Г. Ратгауза.
- (19) - «Господи, слышишь - грядут...» - Перевод А. Карельского.
- (20) - «Пусть наша жизнь...» - Перевод Т. Сильман.
- (21) - «Преподал тварям ты слух в тишине...» - Перевод В. Микушевича.
- (22) - «Снова весна...» - Перевод 3. Миркиной.
- (23) - «Но о тебе хочу...* - Перевод А. Карельского.
- из цикла «Сонеты к Орфею» Часть вторая
- (24) - «Всей красоте городов угрожает машина...» - Перевод 3. Миркиной.
- (25) - «Будь прозорливей разлук...» - Перевод А. Карельского.
- (26) - «Наперекор судьбе !» - Перевод З. Миркиной.
- (27) - «Правда ль, всё рушит оно,..» - Перевод 3. Миркиной.
- (28) - «Тихий друг пространств...» - Перевод Г. Ратгауза.
- из последних стихотворений
- (29) - Жизненный путь... - Перевод В. Куприянова.
- (30) - Мы только голос... - Перевод в. Куприянова.
- (31) - Ни разума, ни чувственного жара... - Перевод Г. Ратгауза.
- (32) - Ты- цель последняя моих признаний... (Последняя запись в блокноте) - Перевод Т. Сильман.
Райнер Мария Ри́льке (нем.: Rainer Maria Rilke; полное имя: René Karl Wilhelm Johann Josef Maria Rilke - Рене Карл Вильгельм Иоганн Йозеф Мария Рильке) (04.12.1875г., г. Прага - 29.12.1926г., г. Вальмонт, Швейцария) - австрийский поэт и переводчик; один из самых влиятельных поэтов-модернистов XX века. Писал стихотворения на немецком, французском и русском языках. Писал также прозу.
Составитель - А. Карельский.
Режиссёр (записи) - А. Николаев.
Иллюстрации:
Rainer Maria Rilke
Р. S.:
Ha этой пластинке звучит Рильке второй половины его творческого пути. Цикл новых «стихотворений». две части которого появились в 1907 и 1908 годах, действительно являет нам во многом нового Рильке. Если в основе «Часослова» лежали русские впечатления поэта, то энергия «Новых стихотворений» движима иным стимулом. Живя в Париже в 1902 году, Рильке познакомился с Огюстом Роденом; в 1903 году он опубликовал о нём восторженную книгу-хвалу 1905-1906 годах в течение восьми месяцев был его личным секретарем. В творчестве французского скульптура для Рильке воплотилась его мечта об осязаемом, пластическом - на века ! - совершенстве, об «овеществлении человеческих надежд и томлений». Если лирическое стихотворение по самой своей жанровой сути - эапечатленная эмоция, воплощенная текучесть, то Рильке грезится теперь нечто прямо противоположное - как он говорил, «стихотворенье-предмет». Тем самым взгляд поэта как будто бы решительно перемещается с человеческой поэтической души на внешний, вещный мир. Но это не значит, что Рильке просто описывает и «живописует» предметы. Его каждый предмет живет, как живет все сущее на земле. Неодушевленных предметов для Рильке не существует. Оттого в корпусе «Новых стихотворений» - «Собор», «Портал», «Архаический торс Аполлона» - эти внешне застывшие, каменные изваяния - встают на равных правах рядом со стихами о гелиотропах и гортензиях, о пантере и фламинго. о слепнущей женщине и о скорбящем пророке. В форму «Стихотворения предмета» отливается вся многоликостъ вселенной, от малого до великого, от вещественного до духовного; как говорит сам поэт - любой предмет взывает: «Вникни, чувствуй !». И от того-то для Рильке застылость собора или портала - лишь внешняя: на самом деле и в них есть душа и есть язык - как в той розе, стихотворение о которой в цикле называется «Роза изнутри». Пластическая «роденовская» форма лишь удерживает на последнем, предельном напряжении эту внутри напирающую, бурлящую жизнь. Стихотворение «Испанская танцовщица» тут, пожалуй, самый наглядный пример: вихрем закручивающийся танец плясуньи будто только чудом не вырывается за рамки стихотворения - оставленное пламя. Но таким же чудом является описание архаического торса Аполлона, только процедура поэтического колдовства здесь прямо противоположная: этот неподвижный мраморный обрубок вдруг начинает источать сияние; безглавый и, стало быть «безглазый», он тем не менее смотрит, он вглядывается и внутрь себя, и в душу поэта; «безъязыкий», он тем не менее с ним говорит. Как добрый волшебник, Рильке склоняется к предметам и одним прикосновением оживляет их - или, точнее говоря, являет нам их дотоле сокрытую, таившую от нас душу. И повсюду он ищет «связь и «чертёж» (это ключевые понятия его лирики), соединенность всего сущего в строе мировой гармонии. Может показаться, что зрелый Рильке - поэт сугубо философический, отрешенный. В самом деле, традиционные темы лирики - природа. Любовь. Эмоциональный пейзаж души - у него крайне редки; вернее они присутствуют, но они всегда выведены за пределы индивидуального и единичного переживания, приподняты над ним и включены во вселенский «чертеж». Рильке ходил между людей, знал счастье дружбы, внимания, понимания - но как поэт он жил, по его собственной формуле «внутри вселенской души». Это не значит, что он равнодушен к земным болям и бедам. Напротив, свою сопричастность вселенной он понимал и как сопричастность земному жребию, тоже снова и снова пробуя прочность нитей, связывающих его только с цветком, статуей или звездой, но и со всеми страждущими, умирающими, с бедными умалишенными в саду - всё это образы из той же книги «Новых стихотворений», символы страстей и скорбей человеческих. Надо прочувствовать всю серьезность его бытийной уязвленности общим, атмосферным неблагополучием жизни начинающегося XX века. Настроения «заката Европы», «упадка», «сумерков богов», «декаданса» - духовная атмосфера вокруг Рильке - рождались ведь тоже не на пустом месте. И Рильке их не просто «впитывал» в себя, а и переживал - предельная чувствительность и ранимость его натуры несомненно очевидна. А потом пришла мировая война, за нею революционные сотрясения - всё это вторгаясь в величественные «чертежи» поэта, снова и снова колебало чаемую мировую гармонию, пронизывало ее вселенским холодом и «мировой скорбью». Оттого- то уравновешенная тональность «стихотворений предметов» то и дело прерывается тонами жалобы отчаяния в «Гефеиманском саду», в «Пантере» и «Иеремии». На 1910 год приходится публикация романа «Записки Мальте Лауридса Бригге» - предельно трагической исповеди. В 1912 году ложатся на бумагу отчаянные строки: «Кто, если бы я закричал, меня услыхал бы в сонмих ангелов ?» Это рождаются «Дуинские элегии» - новый лирический цикл поэта, завершенный в феврале 1922 года и явивший собой поистине энциклопедию экзистенциального трагизма человеческого бытия. Ещё в «Часослове» Рильке написал о Микеланджело; поднимет разом весь столетний груз и бросит в пропасть собственной груди». Он тут же предсказал сам себе - ибо точнее не опишешь смысла «Дуинских элегий»; в них действительно собраны все горести века, тяжкой глыбой осевшие в сердце поэта. Темен и трагичен тон элегий, темен и герметичен их язык - «из глубины воззвах»... Но то чародейство оживления неодушевленных предметов которое Рильке практиковал в «Новых стихотворениях», не могло исчезнуть без следа, ибо оно было не случайной прихотью «кудесника слова», а выражением неискоренимой любви к жизни. Уже сквозь трагическую музыку элегий пробиваются иные, гимнические тона: «Быть на земле - прекрасно». И в том же феврале 1922 года, одновременно с «Элегиями», Рильке завершает свой последний монументальный лирический цикл. «Сонеты к Орфею». как бы спеша обогнать «время трагедии», преодолеть роковую разорванность. Как светлый античный храм возвышаются «Сонеты к Орфею» рядом с тёмной готикой «Элегий». «Хвала», «слава», «осанна» - ключевые понятия этого цикла. В первом совете Орфеев гимн сравнивается с древом, «превысившим себя», я с храмом, поднявшимся к небесам над убогостью земных убежищ. И вот так всё в этих сонетах «вертикально», устремлено ввысь. Нет, трагизм не забыт, он присутствует в полифонии «Сонетов», но он как бы лишен острия, «обезврежен». Возвышенным, щедрым жестом принята и побеждена смерть: Орфей, этот «звонкий бог», побьвший в её царстве, стал лишь умудрённей, мужественней, трезвей. Трагизм бытия ему ведом, как никому другому, но взора ему он не застилает. Ибо надо быть благодарным жизни за то прекрасное, что в ней есть, а этого прекрасного не так уж и мало. Оно ни в чём не виновато; оно достойно похвалы. И сетовать имеет право только тот, кто способен и на хвалу. Потому что право на трагедию, на «жалобу» - не достояние каждого, оно - право несуетных и мудрых. Все прежние темы возникают в сонетах Рильке, но все в высветленных, «сияющими слезами омытых» тонах (образ из десятой десятой элегии). Всплывает в одном из сонетов и тема России -оформляемая как подарок, как благодарное и благоговейное посвящение. А образ уже не мистически-темный, «монастырский», как в «Часослове», а земной и радостный - образ вольного, галопом скачущего коня. В последних строках сонета «Будь прозорливей разлук» - едва ли не самых прекрасных во всем цикле - варьируется давняя и любимая мысль Рильке: мысль о тоджестве поэта и мира, о растворении Орфея в «пространстве вселенской души».
К щедро раздаренным, но и к безмолвно хранимым
Кладам великой природы, к неисчислимым
Звонко причисли себя и число уничтожь !
И эта мысль тоже знаменательном образом соприкасается у позднего Рильке с русской темой. За полгода до смерти он напишет проникновенное стихотворное послание Марине Цветаевой, своему дорогому русскому другу, «женскому цветку на том же неопалимом кусте». Послание это - элегии, в его тоне и стиле - и память о скорбных раздумьях «Дуинских элегий», и щемящее предчувствие близкого конца. Но Рильке открывает послание возвышенным утешением - себе и своему адресату; не надо печалиться о падающих звёздах, говорит он; они если и потери, то «потери во вселенную», а ато значит - не исчезновение в небытие, а возвращенье «в начало начал», в непоколебимую полноту мироздания. «Уменьшить не может уход наш священную цифру» - такова его, Рильке, формула закона поэтического бессмертия. - А. Карельских -
- из сборника «Новые стихотворения»
- (1) - Пантера - Перевод Т. Сильман и В. Адмони.
- (2) - Лебедь - Перевод А.Карельского.
- (3) - Голубая гортензия - Перевод А.Биска.
- (4) - Карусель - Перевод В. Леванского.
- (5) - Испанская танцовщица - Перевод К. Богатырёва.
- (6) - Архаический торс Аполлона - Перевод И. Беланина.
- (7) - Смерть возлюбленной - Перевод А. Биска.
- (8) - Ночная езда в Санкт- Петербурге - Перевод В. Летучего.
- (9) - Смерть поэта - Перевод К. Богатырёва.
- (10) - Познание смерти - Перевод К. Богатырёва.
- (11) - Иеремия - Перевод Т. Сильман.
- (12) - Гефсиманский сад - Перевод А. Карельского.
- (13) - Слепнущая - Перевод И. Белавина.
- (14) - Безумные в саду - Перевод Ю. Нейман.
- из стихотворений 1913-1915 гг. не вошедших в сборники
- (15) - В горькой глубине моих ладоней... - Перевод М.Рудницкого.
- (16) - Любой предмет взывает... - Перевод Г. Ратгауза.
- из цикла «Сонеты к Орфею» Часть первая
- (17) - «О, дерево ! Восстань до поднебесья !...» - Перевод Г. Ратгауза.
- (18) - «Не воздвигай надгробья...» - Перевод Г. Ратгауза.
- (19) - «Господи, слышишь - грядут...» - Перевод А. Карельского.
- (20) - «Пусть наша жизнь...» - Перевод Т. Сильман.
- (21) - «Преподал тварям ты слух в тишине...» - Перевод В. Микушевича.
- (22) - «Снова весна...» - Перевод 3. Миркиной.
- (23) - «Но о тебе хочу...* - Перевод А. Карельского.
- из цикла «Сонеты к Орфею» Часть вторая
- (24) - «Всей красоте городов угрожает машина...» - Перевод 3. Миркиной.
- (25) - «Будь прозорливей разлук...» - Перевод А. Карельского.
- (26) - «Наперекор судьбе !» - Перевод З. Миркиной.
- (27) - «Правда ль, всё рушит оно,..» - Перевод 3. Миркиной.
- (28) - «Тихий друг пространств...» - Перевод Г. Ратгауза.
- из последних стихотворений
- (29) - Жизненный путь... - Перевод В. Куприянова.
- (30) - Мы только голос... - Перевод в. Куприянова.
- (31) - Ни разума, ни чувственного жара... - Перевод Г. Ратгауза.
- (32) - Ты- цель последняя моих признаний... (Последняя запись в блокноте) - Перевод Т. Сильман.
Райнер Мария Ри́льке (нем.: Rainer Maria Rilke; полное имя: René Karl Wilhelm Johann Josef Maria Rilke - Рене Карл Вильгельм Иоганн Йозеф Мария Рильке) (04.12.1875г., г. Прага - 29.12.1926г., г. Вальмонт, Швейцария) - австрийский поэт и переводчик; один из самых влиятельных поэтов-модернистов XX века. Писал стихотворения на немецком, французском и русском языках. Писал также прозу.
Составитель - А. Карельский.
Режиссёр (записи) - А. Николаев.
Иллюстрации:
Rainer Maria Rilke
Р. S.:
Ha этой пластинке звучит Рильке второй половины его творческого пути. Цикл новых «стихотворений». две части которого появились в 1907 и 1908 годах, действительно являет нам во многом нового Рильке. Если в основе «Часослова» лежали русские впечатления поэта, то энергия «Новых стихотворений» движима иным стимулом. Живя в Париже в 1902 году, Рильке познакомился с Огюстом Роденом; в 1903 году он опубликовал о нём восторженную книгу-хвалу 1905-1906 годах в течение восьми месяцев был его личным секретарем. В творчестве французского скульптура для Рильке воплотилась его мечта об осязаемом, пластическом - на века ! - совершенстве, об «овеществлении человеческих надежд и томлений». Если лирическое стихотворение по самой своей жанровой сути - эапечатленная эмоция, воплощенная текучесть, то Рильке грезится теперь нечто прямо противоположное - как он говорил, «стихотворенье-предмет». Тем самым взгляд поэта как будто бы решительно перемещается с человеческой поэтической души на внешний, вещный мир. Но это не значит, что Рильке просто описывает и «живописует» предметы. Его каждый предмет живет, как живет все сущее на земле. Неодушевленных предметов для Рильке не существует. Оттого в корпусе «Новых стихотворений» - «Собор», «Портал», «Архаический торс Аполлона» - эти внешне застывшие, каменные изваяния - встают на равных правах рядом со стихами о гелиотропах и гортензиях, о пантере и фламинго. о слепнущей женщине и о скорбящем пророке. В форму «Стихотворения предмета» отливается вся многоликостъ вселенной, от малого до великого, от вещественного до духовного; как говорит сам поэт - любой предмет взывает: «Вникни, чувствуй !». И от того-то для Рильке застылость собора или портала - лишь внешняя: на самом деле и в них есть душа и есть язык - как в той розе, стихотворение о которой в цикле называется «Роза изнутри». Пластическая «роденовская» форма лишь удерживает на последнем, предельном напряжении эту внутри напирающую, бурлящую жизнь. Стихотворение «Испанская танцовщица» тут, пожалуй, самый наглядный пример: вихрем закручивающийся танец плясуньи будто только чудом не вырывается за рамки стихотворения - оставленное пламя. Но таким же чудом является описание архаического торса Аполлона, только процедура поэтического колдовства здесь прямо противоположная: этот неподвижный мраморный обрубок вдруг начинает источать сияние; безглавый и, стало быть «безглазый», он тем не менее смотрит, он вглядывается и внутрь себя, и в душу поэта; «безъязыкий», он тем не менее с ним говорит. Как добрый волшебник, Рильке склоняется к предметам и одним прикосновением оживляет их - или, точнее говоря, являет нам их дотоле сокрытую, таившую от нас душу. И повсюду он ищет «связь и «чертёж» (это ключевые понятия его лирики), соединенность всего сущего в строе мировой гармонии. Может показаться, что зрелый Рильке - поэт сугубо философический, отрешенный. В самом деле, традиционные темы лирики - природа. Любовь. Эмоциональный пейзаж души - у него крайне редки; вернее они присутствуют, но они всегда выведены за пределы индивидуального и единичного переживания, приподняты над ним и включены во вселенский «чертеж». Рильке ходил между людей, знал счастье дружбы, внимания, понимания - но как поэт он жил, по его собственной формуле «внутри вселенской души». Это не значит, что он равнодушен к земным болям и бедам. Напротив, свою сопричастность вселенной он понимал и как сопричастность земному жребию, тоже снова и снова пробуя прочность нитей, связывающих его только с цветком, статуей или звездой, но и со всеми страждущими, умирающими, с бедными умалишенными в саду - всё это образы из той же книги «Новых стихотворений», символы страстей и скорбей человеческих. Надо прочувствовать всю серьезность его бытийной уязвленности общим, атмосферным неблагополучием жизни начинающегося XX века. Настроения «заката Европы», «упадка», «сумерков богов», «декаданса» - духовная атмосфера вокруг Рильке - рождались ведь тоже не на пустом месте. И Рильке их не просто «впитывал» в себя, а и переживал - предельная чувствительность и ранимость его натуры несомненно очевидна. А потом пришла мировая война, за нею революционные сотрясения - всё это вторгаясь в величественные «чертежи» поэта, снова и снова колебало чаемую мировую гармонию, пронизывало ее вселенским холодом и «мировой скорбью». Оттого- то уравновешенная тональность «стихотворений предметов» то и дело прерывается тонами жалобы отчаяния в «Гефеиманском саду», в «Пантере» и «Иеремии». На 1910 год приходится публикация романа «Записки Мальте Лауридса Бригге» - предельно трагической исповеди. В 1912 году ложатся на бумагу отчаянные строки: «Кто, если бы я закричал, меня услыхал бы в сонмих ангелов ?» Это рождаются «Дуинские элегии» - новый лирический цикл поэта, завершенный в феврале 1922 года и явивший собой поистине энциклопедию экзистенциального трагизма человеческого бытия. Ещё в «Часослове» Рильке написал о Микеланджело; поднимет разом весь столетний груз и бросит в пропасть собственной груди». Он тут же предсказал сам себе - ибо точнее не опишешь смысла «Дуинских элегий»; в них действительно собраны все горести века, тяжкой глыбой осевшие в сердце поэта. Темен и трагичен тон элегий, темен и герметичен их язык - «из глубины воззвах»... Но то чародейство оживления неодушевленных предметов которое Рильке практиковал в «Новых стихотворениях», не могло исчезнуть без следа, ибо оно было не случайной прихотью «кудесника слова», а выражением неискоренимой любви к жизни. Уже сквозь трагическую музыку элегий пробиваются иные, гимнические тона: «Быть на земле - прекрасно». И в том же феврале 1922 года, одновременно с «Элегиями», Рильке завершает свой последний монументальный лирический цикл. «Сонеты к Орфею». как бы спеша обогнать «время трагедии», преодолеть роковую разорванность. Как светлый античный храм возвышаются «Сонеты к Орфею» рядом с тёмной готикой «Элегий». «Хвала», «слава», «осанна» - ключевые понятия этого цикла. В первом совете Орфеев гимн сравнивается с древом, «превысившим себя», я с храмом, поднявшимся к небесам над убогостью земных убежищ. И вот так всё в этих сонетах «вертикально», устремлено ввысь. Нет, трагизм не забыт, он присутствует в полифонии «Сонетов», но он как бы лишен острия, «обезврежен». Возвышенным, щедрым жестом принята и побеждена смерть: Орфей, этот «звонкий бог», побьвший в её царстве, стал лишь умудрённей, мужественней, трезвей. Трагизм бытия ему ведом, как никому другому, но взора ему он не застилает. Ибо надо быть благодарным жизни за то прекрасное, что в ней есть, а этого прекрасного не так уж и мало. Оно ни в чём не виновато; оно достойно похвалы. И сетовать имеет право только тот, кто способен и на хвалу. Потому что право на трагедию, на «жалобу» - не достояние каждого, оно - право несуетных и мудрых. Все прежние темы возникают в сонетах Рильке, но все в высветленных, «сияющими слезами омытых» тонах (образ из десятой десятой элегии). Всплывает в одном из сонетов и тема России -оформляемая как подарок, как благодарное и благоговейное посвящение. А образ уже не мистически-темный, «монастырский», как в «Часослове», а земной и радостный - образ вольного, галопом скачущего коня. В последних строках сонета «Будь прозорливей разлук» - едва ли не самых прекрасных во всем цикле - варьируется давняя и любимая мысль Рильке: мысль о тоджестве поэта и мира, о растворении Орфея в «пространстве вселенской души».
К щедро раздаренным, но и к безмолвно хранимым
Кладам великой природы, к неисчислимым
Звонко причисли себя и число уничтожь !
И эта мысль тоже знаменательном образом соприкасается у позднего Рильке с русской темой. За полгода до смерти он напишет проникновенное стихотворное послание Марине Цветаевой, своему дорогому русскому другу, «женскому цветку на том же неопалимом кусте». Послание это - элегии, в его тоне и стиле - и память о скорбных раздумьях «Дуинских элегий», и щемящее предчувствие близкого конца. Но Рильке открывает послание возвышенным утешением - себе и своему адресату; не надо печалиться о падающих звёздах, говорит он; они если и потери, то «потери во вселенную», а ато значит - не исчезновение в небытие, а возвращенье «в начало начал», в непоколебимую полноту мироздания. «Уменьшить не может уход наш священную цифру» - такова его, Рильке, формула закона поэтического бессмертия. - А. Карельских -
 |
 |
 |
 |
|
 |
   |
|
|
|
 |
|
|
|
|
 |
|
|
|
|
